Убить фюрера - Страница 111

111

— Даже не знаю…

— Поезжайте непременно.

— Дело ведь не только в деньгах, — она смутилась, — в восьмом году в первый раз я ездила туда с мужем, два года назад — со своим кузеном, а нынче…

Нижегородский намеренно молчал.

— Нынче мне не с кем, — призналась наконец баронесса. — Ехать же одной или с тетей… нет, это неприлично. В собраниях подобного рода одинокая женщина порождает вопросы и недомолвки. Ведь в ордена нас, женщин, не принимают, и на таких мероприятиях мы должны быть при ком-то. Вы меня понимаете?

Вадим догадался, куда она клонит.

— С удовольствием предложил бы себя в качестве вашего спутника, но…

— Вы заняты?

— Нет, но я чех. В обществе арийских чистокровок моя личность может оказаться персоной нон грата.

— Но мы не скажем, что вы чех, — с энтузиазмом заговорила Вини. — Ваша внешность не вызовет никаких сомнений — уж я-то знаю вкусы этих господ, — а фамилия вполне даже немецкая. Ну что же вы молчите? Теперь вы согласны?

— Что ж, почему бы нет. Но при условии, что вы забираете свой выигрыш.

Они договорились встретиться в Вене в полдень третьего мая у часов на Хоэр Маркт. На всякий случай Вадим дал Вини телефон адвокатской конторы Штруделя, где они могли бы при необходимости оставить друг для друга сообщение.

* * *

— Что? Ты собрался ехать к Йоргу Ланцу в Верфенштайн? — удивлению Каратаева не было предела.

— А что такого?

— Зачем тебе, Нижегородскому, это надо?

— Меня попросила Вини. Я не могу отказать внучке — нашего друга барона. Ты дашь очки?

— Еще чего!

— Не будь жмотом, Савва. Тебе же самому интересно все увидеть собственными глазами.

Это был мощный аргумент. Каратаев многое бы дал, чтобы лично побывать в гостях у предмета своих давних исторических исследований. Как назло, и сертификат чистопородности у него имелся, но пригласили, конечно же, не его, а этого дамского любимчика Нижегородского.

— Сломаешь! Потеряешь!

— Ни в жись!

— Забирай, но без очков даже не думай возвращаться. Понял? В этом случае твоего мопса я вышлю на адрес фон Летцендорфа, там его и заберешь.

— Да нет проблем. Только, Саввушка, подбери мне по этому Либенфельсу что-нибудь из твоего архивчика. Ну чтобы я знал, чего ждать от их компании.

— Что тебя интересует? — спросил, смягчаясь, Каратаев.

— Ну… как, к примеру, они, эти современные монахи, относятся к дамам? Тебе не кажется странным, что на свои слеты они приглашают молодых симпатичных вдовушек?

Каратаев собрался с мыслями.

— Начнем с того, что никакие это не монахи. Это обыкновенная масонская ложа, только не тайная, а открыто пропагандирующая и себя и свои идеи. Настоящие рыцари Храма, как и все остальные монашествующие воины прошлого, не подпускали к себе женщин, за исключением разве что старых сиделок при больных и раненых. Устав строжайше запрещал им целовать даже родную мать.

— За что же такая суровость? — поразился Нижегородский.

— Как это за что? В те времена, чтоб ты знал, женщина в христианском мире считалась нечистым и даже опасным существом, виновным в предательстве, совершенном Евой. Совратив Адама, она лишила людей Благодати. Правда, были отдельные случаи, когда пожилые вдовы умерших рыцарей обращались с прошением о приеме их в орден, где они хотели бы дожить остаток лет. Взамен они отписывали братьям все свое имущество, а таким, как Тереза Португальская или Матильда Английская, было что отписать. Возможно, что просьбы некоторых удовлетворялись, однако жить в пределах орденской прецептории им вряд ли позволялось. Еще вопросы?.. Все? Ну конечно, тебя и тут интересовали только женщины.

* * *

В полдень десятого апреля Нижегородский стоял на площади Хоэр Маркт перед изумрудно-зеленой аркой часов страховой компании «Анкер». Здесь он понял, как неудачно они с Вини выбрали место, а главное, время встречи, ведь как раз к полудню, когда часы Анкерур начинают свое представление, перед ними собирается большая толпа приезжих и уличных зевак, отыскать в которой нужного человека не так просто.

Зазвучала музыка. Гид одной из экскурсионных групп принялся громко называть имена исторических персонажей, чьи несколько гротескные фигуры одна за другой стали появляться в специальном окне. Шествие открыл римский император Марк Аврелий, а завершить его должен был композитор Йоганн Гайдн. К моменту появления Евгения Савойского Нижегородского легонько тронули за плечо.

— Господин Пикарт.

— Фрау фон Вирт.

Они отправились гулять по улицам весеннего города. Потом долго бродили по старинному Аугартену, музыкальным аллеям которого мог бы позавидовать иной оперный театр. Обедать решили на Альбертинаплац в ресторане гостиницы «Захер», где снял номер Нижегородский. На десерт он заказал фирменный шоколадный торт.

— Вам «Захер» настоящий или от Демеля? — спросил официант.

— Несите оба, а уж мы решим, какой из них лучше.

Официанты произвели торжественный вынос под музыку. Впереди в высоком колпаке шествовал оберкондитер, затем его помощники, а замыкали шествие два подростка-поваренка с блюдцами и специальными лопатками. На «Захере» настоящем стояла круглая шоколадная печать, на которой так и было оттиснуто: «Настоящий торт Захер». Конкурирующая фирма Демеля, с которой кафе Захера вело когда-то «Семилетнюю сладкую войну» за права на изобретение их основателя, украшала свои изделия треугольной печатью со словами: «Захер от Демеля».

Мнения разделились. Вини отдала предпочтение кондитерам Демеля — поставщикам двора его императорского величества, Нижегородский, который вообще-то не ел сладкого, долго философствовал, пытаясь угадать ингредиенты, окончательно все запутал и выбрал «Захер настоящий».

111