Нижегородский почувствовал, как теперь уже его ногу усиленно давят под столом, но никак не реагировал.
— Вы серьезно насчет матча? — спросил Тауренци с явным недоверием.
— Ну да.
— Тогда здесь же сразу после ужина.
— No problem.
Новость разлетелась по судну подобно осколкам разорвавшейся гранаты. Был создан игровой комитет, который сразу же принял решение о переносе места поединка в кают-компанию, поскольку курительный салон не вместил бы всех желающих поприсутствовать в качестве зрителей. Исход матча сомнений не вызывал ни у кого и даже не обсуждался. Говорили лишь о количестве ходов, за которое венская знаменитость расправится с мюнхенским «чудаком», да еще о бешеных ставках.
— Скажите, господин Пикарт, вы сумасшедший? — с грустью в голосе спрашивала Нижегородского баронесса. — Я не приду на этот спектакль. Не знаю, чего вы добиваетесь, но ноги моей там не будет.
— Ну и зря, много потеряете.
— Вацлав, ведь вы даже не притворялись, вы действительно не умеете играть.
— Что делать, я предпочитаю карты — они не так давят на мозги.
— Но зачем этот фарс? Это такая манера развлекаться? Вы случайно не нюхаете кокаин? Теперь это модно.
— Успокойтесь, Вини, и приходите на игру. Сегодня я в ударе. Вы помните, что у меня бывают озарения?
Но женщина обиделась не на шутку. Сказав, что у нее разболелась голова и что она не придет даже на ужин, Вини вернула ему его четыреста марок и ушла к себе.
…В восемь вечера «Ахиллес» остановился в Кремсе. Уже начинало темнеть, а проходить тридцатикилометровый участок между Кремсом и Мельком ночью было небезопасно — Дунай, зажатый между скалистыми отрогами крутых горных массивов, был здесь узок, изобилуя резкими поворотами. Да и неразумно лишать пассажиров круизного парохода возможности полюбоваться видами древних, большей частью полуразрушенных временем замков, стоящих на высоких утесах, склоны которых покрывали еще более древние виноградники, заложенные когда-то римлянами.
— Господа, желающие могут сойти на берег, — объявил старший помощник. — Отправляемся утром в восемь часов после третьего гудка. Просьба не опаздывать.
После ужина Нижегородский в полном одиночестве бродил по палубе. Несмотря на поднявшуюся с реки вечернюю прохладу, многие делали то же самое. Вадим чувствовал шепот за своей спиной и ловил насмешливые взгляды. Придя в каюту и убедившись, что майора Магуля нет, он запер дверь, надел очки и вышел на связь с базовым компьютером. Собственно говоря, настройку «Двух королей» Вадим сделал еще днем и сейчас только убедился, что все в норме. Пошарив левым зрачком по кнопкам, он попереключал режимы, сменил цветовое оформление панелей и выбрал высший, двенадцатый уровень сложности. Если партия на этом уровне игралась с самого начала, то никому еще не удавалось одолеть программу и добиться хотя бы ничейного результата.
На столике перед Нижегородским были расставлены шахматы, принесенные по его просьбе стюардом. Доля секунды потребовалась программе для идентификации фигур, после чего на любой ход противной стороны она почти мгновенно давала ответ. От играющего в очках требовалось только не слишком крутить головой да следить за возникающими над доской подсказками в виде висящих в воздухе стрелок. При желании можно было включить информационную панель, на которой давался сжатый комментарий по каждому ходу, включая ответы противника, а также прогноз дальнейшего развития ситуации.
В дверь постучали. Прибыли члены игрового комитета.
— Дело нешуточное, господин Пикарт, поэтому необходимы подписи участников.
Перед Нижегородским положили лист бумаги с регламентом матча, суммами ставок и условиями выплат. Из регламента Вадим, в частности, узнал, что между партиями предполагались пятиминутные перерывы, курить во время игры не разрешалось, однако запрета на напитки не было. Начало матча было назначено на одиннадцать часов вечера.
— С каким настроением вы идете на игру с Гуго Тауренци? — спросил Нижегородского корреспондент светской хроники «Винер цайтунг», откомандированный газетой для освещения предстоящих мероприятий ОНТ. Он подкараулил Вадима, когда тот поднимался по трапу наверх.
— Настроение бодрое, — коротко ответил Нижегородский корреспонденту.
— И вам не жаль шести тысяч марок?
— Чьих? Моих или Тауренци?
— Ха-ха-ха! Хороший ответ.
Десять минут назад корреспондент уже проинтервьюировал самого чемпиона. По версии последнего, согласие на игру им было дано исключительно по настоянию друзей после нахальной просьбы некоего мюнхенского любителя. «Некоторых господ иногда нужно ставить на место, — заявил Тауренци. — Что же касается выигрыша, то значительная часть его пойдет на благотворительный взнос ордену, а на оставшиеся деньги я собираюсь устроить турне по городам Австро-Венгрии».
— А что вы будете делать в случае проигрыша? — в шутку поинтересовался корреспондент.
— Вы о деньгах? Двое моих друзей только что выразили готовность оплатить проигрыш.
Когда Нижегородский появился в обеденном салоне, там уже было полно народу. На небольшом подиуме, предназначенном для ресторанного оркестрика, стоял столик с шахматной доской и часами, а также два венских стула фабрики «Тонэт». Перед организованной таким образом сценой в несколько рядов поставили около полутора сотен стульев, сместив обеденные столы к дальней стене. В двух первых рядах расположились пассажиры первого класса: два депутата, два отставных генерала, несколько одетых в штатское старших офицеров (коим состоять в орденах и ложах вообще-то не полагалось), крупный книгоиздатель, банкир, штук шесть профессоров и доцентов венских университетов, а также жены некоторых из перечисленных господ и капитан парохода. Далее занимала места трудовая богема столичной промышленности: торговцы, мелкие фабриканты, конезаводчики, владельцы магазинов со своими женами, любовницами и любовниками. Тауренци еще не было.