На следующий день Адам проснулся раньше остальных. Еще только начинало светать. Он решил встретить восход солнца так, как, вероятно, встречал его богоотступник, поэт и фараон Эхнатон, выстроивший здесь, на восточном берегу Нила, окруженном знойными скалами, свою новую столицу. Травиранус прошел в самый центр едва поднимавшихся из песка развалин города и встал напротив Царских Врат — ущелья, прорезавшего гору Дехенет, прозванную арабами эль-Курн. Небо здесь никогда не закрывали облака, и край солнечного диска появился в разрыве скал внезапно, ослепив и ошеломив немецкого археолога. От неожиданности он отшатнулся и прикрылся рукой. Должно быть, точно так же три с половиной тысячи лет назад солнечное божество Атон поднимало в небо сверкающий символ своего могущества. Адам увидел, как оранжевый свет заливает долину, а тени от желтых скал стремительно укорачиваются. Еще немного, и они втянутся в узкие коридоры ущелий и затаятся там до вечера.
Травиранус сунул руку в карман и с удивлением обнаружил, что камень, спрятанный им накануне вечером в сумке — он это отчетливо помнил, — снова с ним. Он достал его и еще раз внимательно рассмотрел (в этом месте Нижегородский прочел детальное описание их «Английского призрака» и окончательно убедился, к чему вся эта затея). Адам понимал, что это не лазурит и не украшение. Тогда как он оказался в усыпальнице, куда не допускалось ни одного лишнего предмета? Может, его принесли туда бродяги-отшельники, разбойники или первые христиане, использовавшие древние пещеры и подземелья в качестве убежищ? Одно несомненно — кристалл оказывал на него какое-то воздействие, и он твердо решил сохранить свой трофей в качестве сувенира, хотя прекрасно знал, что все найденное на раскопках по приезде в Каир надлежит показать инспектору Комитета египетских древностей. Чиновник мог разрешить вывезти кристалл из страны, а мог и запретить.
В тот же день Адам и его маленький отряд возвратились в базовый лагерь. Он не знал, что как раз накануне Ахмед Ораби-паша поднял восстание против хедива и его англо-французских опекунов. Отряды мятежного полковника регулярной египетской армии атаковали английские гарнизоны. Каким-то образом о восстании стало известно местным жителям из деревни эль-Курна, расположенной в нескольких километрах от эль-Амарны. Рабочие, набранные из этого селения, стали покидать экспедицию, опасаясь, что их помощь англичанам может не понравиться патриотам. Раскопки пришлось прекратить, все найденное спешно замуровать в одной из усыпальниц и, сняв лагерь, возвращаться на север.
Дорога была непростой. Их маленький пароходик несколько раз останавливали и досматривали, а однажды даже обстреляли с берега. В эти дни Адам почувствовал недомогание. Врач Уильяма Питри начал лечить его от малярии, но немцу становилось только хуже. В Александрии, куда они добрались лишь через две недели, царили хаос и смятение. С моря город уже блокировал англо-французский флот, однако в стане европейских союзников произошел разлад. Французы отказались от идеи интервенции, и ситуация никак не разрешалась. К этому времени Адам окончательно слег. Он был бы оставлен в одной из местных больниц, если бы не последний, готовившийся к отплытию из блокированной Александрии немецкий пароход, капитан которого согласился забрать соотечественника.
Вернувшись в Германию, Травиранус еще долго болел. Он лежал в своей берлинской квартире, за ним ухаживал кто-то из родственников, его навещали врач и медицинская cecтpa-монашка. Однажды, когда ему стало лучше, он вспомнил о кристалле из Долины Царей. Почти все его вещи пропали еще по дороге в Александрию. Наверняка пропал и тот камень. Но каково же было его удивление, когда, выдвинув однажды ящик своего письменного стола, Адам сначала услыхал звук — что-то брякало, перекатываясь по фанерному дну, — а потом и увидел свой камень. Тогда, в тот самый момент он вдруг явственно почувствовал, что белый кристалл преследует его. Он сросся с ним в одно целое и управляет его волей. Но это ощущение быстро прошло. В конце концов Травиранус поправился, вернулся в университет, но… это был другой человек.
Он стал раздражителен и завистлив. Узнав, что как раз на днях Шлиман подарил свои «сокровища Приама» Берлину, за что был удостоен кайзером титула «почетный гражданин города», Травиранус выступил с гневной статьей и обвинениями в незаконном вывозе из Турции принадлежащих ей исторических ценностей. Он доказывал, что вовсе не легендарный Илион был отрыт купцом-дилетантом, что тот только разрушил исторические слои этого города, проскочив нужный, и вместе со своей женой насобирал тысячи золотых ваз и кубков где попало. Он назвал Шлимана обыкновенным торгашом, мечтавшим только повыгоднее продать свои находки, а когда ни Франция, ни Россия, ни Англия не согласились их купить, тот вынужден был «подарить» их Берлину.
Семена гнева и зависти упали на благодатную почву. Научный мир Германии не хотел признавать за своим неученым соотечественником прав первооткрывателя. Троянские сокровища не стали выставлять, упрятав в хранилищах. Турецкое же правительство, видя такой настрой общественного мнения, инициировало судебный процесс, обвинив Генриха Шлимана в краже.
Травиранус ликовал. Он продолжал громить и добивать археолога-самоучку, которым еще недавно искренне восхищался. А когда тот внезапно умер, пятидесятилетний доктор Адам Травиранус вдруг потерял к нему и его книгам всякий интерес…
Старик из пивной рассказывал свою историю от первого лица, но так, будто говорил о другом человеке. К своему собеседнику он изредка обращался «мой молодой друг».